слишком фигуративно
Jun. 24th, 2019 02:36 pm
Перевод отрывка из днесь читаемой книги Николаса Фулкеса "Бернар Бюффе: сотворение современного мега-художника" (Bernard Buffet: "The Invention of the Modern Mega-Artist" by Nicholas Foulkes).
…Тем не менее, когда смотришь на картину Бюффе, не возникает сомнения в том, что именно ты видишь, и в этом смысле его произведения обладают мощью, как отметили Сименон в критической статье о нью-йоркских работах и Кокто в 1957 г. вслед посещению выставки парижских пейзажей, на которых улицы были пустынны, как в комендантский час военных времен, чтобы зритель разглядел привычные вещи заново, воспринимая их глазами художника – будь это скромная кофемолка или великолепие Вандомской площади. Напротив, абстрактное искусство может быть воспринято – по крайней мере в первый раз – лишь после объяснений какого-нибудь знатока, чем полотно с цветастыми фигурами и всплесками, или написанное лишь черной краской, лучше или хуже полотна, располосованного скальпелем. В конце 1950-х становилось ясно, что абстрактное искусство торжествует над фигуративным и становится «официальным» искусством для образованных слоев, подобно тому, как концептуальное искусство будет доминировать в культурном диалоге начала двадцать первого века.
А в Пятой республике абстрактное искусство найдет себе могущественного союзника. Де Голль назначил Андре Мальро министром культуры. Мальро, друг Пикассо – хотя он с трудом мог простить коммунистические воззрения последнего – в первые дни абстракционизма был юным парижанином и даже написал книгу о кубистской поэзии, и эти юношеские впечатления напитали вкусы его зрелого возраста. В 1959 г. при посещении Каннского фестиваля кинематографии, куда Бюффе тоже приехал повидаться со своим другом Сименоном, в тот год членом жюри, Мальро объявил о смерти того рода живописи, к которому принадлежал Бюффе: «Великая живопись более не является фигуративной». Согласно Морису Гарнье, «с этого момента кураторы французских музеев больше не хотели его выставлять».
«Министерство культуры, созданное Андре Мальро в 1959 г., завершило эпоху Бернара Бюффе в музеях. Они больше не могли его выставлять. Он был отлучен. Мальро хотел поддерживать французское абстрактное искусство – и был прав, но запрещать Бюффе для достижения этой цели не было необходимости, а он Бернара Бюффе запретил.»
Горечь Бюффе по поводу того, что он считал личной местью со стороны Мальро, будет только возрастать. «Мальро меня ненавидел. Он решил, что искусство должно быть абстрактным. Мы много спорили. Он не любил фигуративного искусства – за исключением Балтюса, который был его “хорошим евреем”.» Обращение к расистской политике Третьего Рейха, может быть и страдает недостатком вкуса, но, тем не менее, дает почувствовать до какой степени Бюффе ощущал себя преследуемым. Без сомнения, материализованное Мальро понижение статуса современного фигуративного искусства до второсортного было злополучным для Бюффе – причем вдвойне, ибо Мальро оставался в своей роли десять лет и исполнял ее с огромной энергией.
Не будем забывать, что «Великолепное тридцатилетие» находилось тогда в зените; в отличие от времен экономического кризиса полувеком позднее, у государства имелись деньги, которые можно было потратить на искусство. Хотя тогда, как и сейчас, доносилось бесконечное ворчание по поводу финансирования, и было бы неверным предположить, что Пятая республика осыпает искусство деньгами, стоит припомнить наблюдение Пьера Берже, что в 1950-е количество музеев в Париже было значительно меньше, чем полвека спустя, и рост начался во время Пятой республики. Мальро искренне верил, что он выполняет санкционированную государством миссию по улучшению нации посредством введения прогрессивной и интеллектуальной формы культурной жизни – того видения искусства, которое неудивительным образом отражало его собственные взгляды.
( ...ещё одна фотография – и приличествующее случаю стихотворение 2010 г. ... )